Изгнанник в короне императора. За что остров Эльба благодарен Наполеону I. Наполеон на Эльбе: «Это будет остров отдохновения Архитектурные и исторические достопримечательности острова Эльба

Достопримечательности

Публикуется по изданию: "Русская старина", май 1893. Стр. 409-432.

В американском журнале „The Centurу Mаgаzinе" (март 1893 года), помещен дневник адмирала Ушера (Thomаs Ussher, p. 1779 г. ум. 1848 г.), сопровождавшего в 1814 году Наполеона на остров Эльбу 1 . В то время капитан Ушер командовал фрегатом „Undаunted", на котором император должен был совершить из Фрежюса переезд в свой новые владения. Обратимся затем к любопытному рассказу адмирала Ушера.

Прибыв на стоянку в Фрежюс, я получил записку от полковника Кембелля (Cаmpbell), уведомлявшего меня, что из города выслана лошадь и ординарец в мое распоряжение, для сношения с городом, лежащим на возвышенности за 3-4 мили от стоянки судов. Я воспользовался этим распоряжением и немедленно поехал к полковнику Кембеллю, который, хотя сильно страдал от ран, сейчас же отправился со мной в гостиницу «Chаpeаu Rouge», кажется, единственную в городе, где помещался Наполеон. Каковы бы ни были мои прежние чувства к этому самому могущественному и упорному врагу моего отечества, я с гордостью признаюсь, что в эту минуту у меня исчезли всякая враждебность и дурные чувства к нему, и я вполне понимал деликатность положения, в которое меня поставило стечение самых необыкновенных событий. Верный спутник Наполеона в несчастьи, генерал Бертран, доложил ему о приходе полковника Кембелля, и меня, и мы были тотчас приняты.
Наполеон был в полковом мундире старой гвардии, со звездой почетного легиона. Он вышел к нам навстречу, с открытою книгой в руках, с которой, при случае, справлялся, расспрашивая меня об острове Эльбе и путешествии туда. Он привял нас со снисходительностью и вежливостью. Он держал себя с достоинством, но, по-видимому, сознавал свое падение. Сделав мне несколько вопросов относительно моего корабля, он пригласил нас обедать, л на этом мы расстались.

Вскоре после этого мне сделал визит генерал Бертран, принесший нам список багажа, лошадей, экипажей и пр., которые вез с собой Наполеон. Я тотчас же сделал распоряжение о принятии всех этих вещей на судно, а затем просил свидания у комиссаров союзных дворов, сознавая, что мне необходимо знать, какие инструкции даны им от их государей, чтобы сообразовать с этим и мои поступки. Особенно желал я узнать от них, какие церемонии надо соблюдать при отплытии Наполеона и входе его на «Undaunted», так как я желал обращаться с ним с тем великодушием к павшему врагу, которое присуще всякому британцу. Они сообщили мае, что инструкции их точны и определенны. В договоре, заключенном в Фонтенбло, Наполеон наименован императором и государем острова Эльбы. Я все-таки сомневался, надо ли его встретить королевским салютом, но Кембелль, чтобы разрешить мои сомнения, показал инструкции, присланные ему лордом Кестльри, где это было решено утвердительно.

Тогда я отдал приказ перевести на корабль багаж императора, лошадей, экипажи и пр. Вскоре на рейд прибыли французский фрегат «Drуаde» и корвет «Victorieuse» и бросили якорь. Выйдя на берег, граф Монкабри выразил удивление, что все это перевозится на «Undaunted», но, представившись императору и узнав от него, что он желает ехать сам на этом судне, он вернулся на свой корабль и отплыл из бухты вместе с «Victorieuse». Последний фрегат, как дано было понять нам, должен быть оставаться близ острова Эльбы в распоряжении императора.
За обедом присутствовали граф Шувалов-русский комиссар, барон Коллер-австрийский, граф Трухсесс (Wаldebourg-Truchsess)-прусский и наш - Кембелль; адъютант принца Шварценберга граф Клам; граф Бертран, Друо и я. Император не казался вовсе сдержанным но, напротив, свободно участвовал в разговоре и поддерживал его с большим оживлением. Он, казалось, выказывал большое внимание барону Коллеру, сидевшему по правую руку от него. Говоря о своем намерении создать многочисленный флот, он упомянул о голландском флоте, о котором имел самое жалкое мнение. Он сказал, что улучшил постройку судов у них, послав в Голландию искусных морских инженеров, и что после этого он выстроил там несколько прекрасных судов. «Аустерлиц», например, одно из лучших судов в мире. Говоря о нем, он обращался к графу Шувалову, которому, казалось, не очень нравилось это напоминание. Император сказал, что единственное употребление, которое он мог сделать из старых голландских кораблей, это приспособить их для перевозки лошадей в Ирландию. Он беседовал о Эльбе, говорил о малоизвестном значении этой реки, вследствие того, что но ней можно, с небольшими издержками, сплавлять корабельный лес из Польши, и т. п.
Я спал эту ночь в Фрежюсе, и в 4 часа утра меня разбудили двое из важнейших обывателей городка, пришедших просить меня ускорить, насколько возможно, отплытие Наполеона, так как получено известие, что итальянская армия, бывшая под командою Евгения Богарне, восстала. Солдаты входят во Францию многочисленными отрядами и решились освободить своего полководца. Эти господа боялись, что Наполеон станет во главе этих войск. Я отвечал пл. что так же мало, как они сами, могу распоряжаться отправкой императора, и посоветовал им обратиться к уполномоченным держав и сообщить им свои новости и опасения. Я думаю, уполномоченные не менее меня были раздосадованы тем, что их разбудили в такой неподходящий час.
Но, действительно, было ясно, что Наполеон имел какие-то причины не торопиться покинуть берега Франции. Комиссары держав стали беспокоиться и просили меня уговорить его отплыть в течение дня. Согласно их желанию, я испросил аудиенцию у императора и представил ему, что ветер изменяется, и что, если он повернет на южный и подымет волнение в бухте,-что можно ожидать по теперешнему состоянию погоды,-то чрез несколько часов будет весьма трудно спустить лодки, и я, отвечая за безопасность корабля его величества, буду вынужден выйти в открытое море. Затем я откланялся и уехал на свой корабль, где в 10 часов получил от полковника Кембелля следующее письмо:
«Дорогой Ушер, император не совсем здоров. Он желает отложить отплытие на несколько часов, если вы считаете, что оно будет возможным к тому времени. Чтоб вы не оставались в неизвестности, он просит вас оставить на берегу одного из ваших офицеров, который может известить вас сигналом, когда надо будет приготовляться к посадке на суда. Он предуведомит вас об этом заранее. Я думаю, вал лучше приехать самому или прислать, чтоб мы могли условиться относительно сигнала, напр. белой простыни, вывешенной на конце улицы. Подателю письма приказано предоставить в ваше распоряжение лошадь и гусара для ваших поездок в город и обратно. Пришлите ответ с посланным. Вы найдете меня у генерала Коллера».

Наполеон, видя, что я хочу уходить в море, понял, что должен покориться обстоятельствам. Поэтому Бертрану было приказано велеть приготовить экипажи к семи часам. Я приехал к императору за четверть часа до этого срока, чтоб уведомить его, что шлюпка моя ожидает его на берегу. Я оставался один с ним в комнате, покуда не доложили, что коляска, долженствующая отвести его к берегу,. готова. Он ходил взад и вперед по комнате, погруженный, по-видимому, в глубокие думы. На улице был большой шум, и я заметил ему, что французская чернь хуже всякой другой. (He полню хорошенько, по поводу чего я сделал это замечание.) «Да»-возразил он,-«это переменчивый народ» - и прибавил: - «как флюгер на ветру».
В эту минуту граф Бертран доложил, что экипажи готовы. Император немедленно надел свою шпагу и сказал: «Аllons, cаpitаinе». Я отвернулся от него, чтоб посмотреть, свободно ли вынимается моя шпага из ножен, предполагая, что, может быть, придется пустить ее в дело. Тогда растворили створчатую дверь, ведшую на довольно просторную площадку лестницы, где оказалось довольно много публики, очень почтенного вида (дамы были в парадных платьях), ожидающей его выхода. Все эти лица молча и почтительно поклонились императору, который подошел к красивой молодой даме, стоявшей в толпе, и спросил ее ласково, замужем ли она и сколько у нее детей.
Почти не дожидаясь ответа, он, кланяясь каждому лицу отдельно, сошел с лестницы и сел в коляску, пожелав, чтоб барон Коллер, граф Бертран и я ехали с ним. Экипаж с места понесся со всевозможной быстротой к берегу, в сопровождении экипажей комиссаров держав. Сцена была глубоко потрясающей. Была ясная лунная ночь. Полк конницы был расположен на берегу и под деревьями; когда экипаж приблизился, заиграли трубы, и эти звуки, смешиваясь с ржанием лошадей и говором народа, собравшегося проводить своего павшего вождя, производили глубокое впечатление.

Выйдя из экипажа, император поцеловал графа Шувалова, который, вместе с графом Трухсессом, простился с ним и возвратился в Париж, и, взяв меня под руку, двинулся к ожидавшей нас шлюпке. По странному совпадению, командиром шлюпки состоял лейтенант Смит, племянник сэра Сиднея Смита, бывшего, как известно, несколько времени заключенным в Тампле, вместе с капитаном Райт (Wright). Он выступил вперед и помог императору пройти по сходням в шлюпку. «Undаunted» стоял вблизи. Подъехав к нему, я поспешил подняться на борт, чтоб встретить императора. Он снял шляпу и поклонился офицерам, собравшимся на палубе. Вскоре он прошел к людям, и я нашел его разговаривающим с теми из них, которые сколько-нибудь понимали по-французски. Ничего, по-видимому, не ускользало от его внимания. Прежде всего он заметил, сколько у нас было лодок. Подняв все паруса и отдав королевский салют, я проводил его в мою каюту, показал свою койку, которую велел приготовить для него. Он улыбнулся, когда я стал извиняться, что не могу предложить ему ничего лучшего, и сказал, что все устроено очень удобно, и он уверен, что будет крепко спать. Мы направились на всех парусах по направлению к острову Эльбе. Он встал в 4 часа утра, как привык делать обыкновенно, выпил чашку крепкого кофе, и, по-видимому, совсем не страдал от качки судна. В этот момент мы переговаривались сигналами с судном «Мальта», шедшим в Геную, и я телеграфировал, что у меня на корабле император.

Так как ветер переменился на юго-восточный, то я стад держать курс на Корсику. В 10 часов мы завтракали. Присутствовали граф Бертран, граф Друо, барон Коллер, полковник Кембелль, граф Клам и офицер утренней вахты. Наполеон был в хорошем расположении духа и желал, по-видимому, показать, что, хотя он честолюбив, у Англии не менее честолюбия. Он говорил, что со времен Кромвеля, мы всегда выказывали необыкновенные претензии и присваивали себе владычество над морями; что после Амиенского мира лорд Sidmuuth желал возобновить торговые трактат, заключенный Верженем после американской войны, но что он, заботясь о поощрении промышленности во Франции, выразил готовность заключить трактат, но на других основаниях, потому что из бумаг, хранящихся в Версале, ясно видно, как вреден для интересов Франции трактат Верженя. Наполеон желал торгового договора на основании полной взаимности, т.е. чтобы во Францию ввозилось английских изделий на столько же миллионов, на сколько Англия ввозит к себе французских. Лорд Сидмут сказал тогда: «Это совершенная новость. Я не могу заключить подобного трактата». - «Очень хорошо», отвечал Наполеон, «я не могу принудить вас подписать торговый договор, точно так же, как и вы меня. Пусть же все остается, как было, пусть торговых сношений между нашими странами не будет». - «Тогда», сказал лорд Сидмут, «у нас будет война. Если англичанам не будет предоставлено торговых преимуществ, к которым они привыкли, то это заставит нас объявить войну».-«Как хотите, но моя обязанность заботиться об истинных интересах Франции, и я не заключу торгового трактата иначе, как на высказанных мною основаниях». Он высказал, что хотя Англия выставляла предлогом для войны Мальту, но всему миру известно, что не это было главной причиной разрыва; что он искренно желал мира, в доказательство чего послал свою экспедицию в Сан-Доминго. Когда полковник Кембелль заметил, что Англия не считала его искренним за его отказ заключить торговый трактат и посылку в Ирландию консулов и инженеров для осмотра гавани, он засмеялся и сказал, что это было бы излишним, так как каждая гавань в Англии и Ирландии хорошо известна ему. Бертран заметил, что каждый посланник - шпион. Наполеон заметил, что американцы признают правильность его взглядов на основы торговли. Прежде они привозили на несколько миллионов табаку и хлопка, получали за товар монету и порожнем шли в Англию, где закупали английские мануфактурные изделия. Он отказался принимать их табак и хлопок, если они не будут вывозить соответственного количества французских произведений. Они согласились на его требования, находя их справедливыми. Он прибавил, что теперь Англия может распоряжаться но своему произволу, и что нет государства, которое могло бы противиться ее системе; она может принудить Францию заключить какой ей угодно трактат. «Les Bourbons, pаuvres diаbles (тут он сдержался), ils sont des grаnds seignеurs, qui se contentent d"аvoir leurs terres et lours chаteаux, mаis si le peuple devient mecontent de ce"а, et trouvequ"il n’у а pаs l’encourаgement pour leurs mаnufаctures dаns l"mterieur qu"il devrаit аvoir, ils seront chаsses dаns six mois. Mаrseille, Nаntes, Bordeаux, et lа cote nе se soucient pаs de celа, cаr ils ont toujours le merаe commerce, mаis dаns l"interieur e"est аutre chose. Jo sаis bien comment l"esprit etаit pour moi а Terrаre (?), Lуon, et ces endroits qui ont des mаnufаctures, et que j"аi encourаges».
Он сказал, что Испания естественный друг Франции и враг Великобритании. Что в интересах Испании было соединиться с Францией для поддержания общей торговли и колоний. Что наше обладание Гибралтаром составляет стыд для Испании. Стоило только бомбардировать его день и ночь в продолжении года, чтоб он непременно пал. Он спросил, обладаем ли мы в настоящее время Цинтрой. Он вторгся, по его словам, в Испанию не для того, чтоб посадить на ее престол члена своей семьи, но чтоб вызвать в ней переворот, чтоб сделать из нее действительное королевство, уничтожить инквизицию, феодальные права и несправедливые привилегии некоторых классов. Он говорил также о том, что мы напали на Испанию без объявления ей войны и без всякой причины, и о захвате нами фрегатов, везших золото в метрополию. Кто-то возразил, что нам было известно, что Испания намеревалась соединиться с ним, как только прибудет это золото. Он сказал, что не нуждался в нем. Все, что он имел, было по пяти милл. франков в месяц. После завтрака Наполеон читал несколько часов, а часа в два вышел на палубу и пробыл там 2-3 часа, иногда обращая внимание на происходившее около него, так как люди занимались обыкновенными корабельными работами, починкой парусов, сучением канатов, чисткою пушек и пр.

После обеда он потребовал карту Тулонской гавани и сообщил нам весь ход военных действий против лорда Гуда и генерала O"Hаrа (Наполеон командовал при этом артиллерией) Все другие офицеры, сказал он, были за правильную осаду. Он подал записку, где предлагал вытеснить флот из внутренней гавани, что поставило бы в опасность весь гарнизон. При этом случае он впервые увидел преимущества новой тактики. Он привел анекдот об одном народном представителе, приказавшем его батарее стрелять и открывшем стрельбу слишком рано.

Вечером небольшое торговое генуэзское судно проплыло близко нас. Я приказал осмотреть его, а так как Наполеон сильно желал знать новости, то я просил капитана прибыть на наш корабли.. Наполеон был в это время на шканцах. Он был одет в серой шинели и круглой шляпе. Так как он выразил желание лично расспросить капитана, то я послал последнего к нему на заднюю часть шканцев, а потом велел капитану сойти ко мне в каюту. «Ваш капитан», сказал мне генуэзец, «самый необыкновенный человек, которого я когда либо видел. Он сделал мне массу различных вопросов, не давая мне времени отвечать и быстро повторяя второй раз каждый яз них». Когда я рассказал ему, с кем он разговаривал, он бросился наверх, надеясь еще раз увидеть императора. Но Наполеон, к его великому разочарованию, уже спустился вниз. Когда я сказал Наполеону, что человек этот заметил привычку его быстро повторять тот же вопрос, он сказал, что это единственный способ добиться от таких людей правды.

Однажды, утром, когда Наполеон находился на палубе, я приказал повернуть корабль к лигурийскому берегу. Погода стояла очень ясная, когда мы приблизились к земле; Альпы были прекрасно видны. Он стоял под руку со мною и пристально смотрел на них почти полчаса: взоры ого были почти неподвижны. Я заметил ему, что он переходил эти горы при совершенно других, обстоятельствах. Он ответил только, что это совершенно справедливо. Между тем, ветер усилился до степени шторма.
Он спросил меня, шутя, нет ли опасности, что было сказано, очевидно, чтоб подразнить барона Коллера, бывшего возле него, очень плохого моряка, над которым Наполеон по этому поводу постоянно смеялся. Наполеон сделал несколько замечаний относительно продовольствия наших матросов и казался удивленным, что они получают какао и сахар, и спросил, почему допускается такая роскошь. Я сказал ему, что он сам тому причиной, что, благодаря его континентальной системе, мы не могли продавать свое какао и сахар, и чтоб то и другое не пропадало, правительство стало раздавать их как добавочное продовольствие матросам. Мы опять переменили галс и пошли к берегам Корсики, проехав мимо маленького судна, которое ему очень хотелось остановить, чтоб узнать новости. Но я сказал ему, что судно для этого слишком далеко, так как шло с надветренной стороны по противоположному нам направлению. Мы тогда сидели за столом, и он шепнул мне, чтоб я послал в это судно выстрел и остановил его. Я выразил удивление на это желание, так как это значит лишить его национального характера (denаtionаlise), намекая на его миланский декрет. Он ущипнул меня за ухо и засмеялся, заметив, что по утрехтскому договору, когда суда сцепляются, это должно происходить вне выстрелов. Именно при этом случае, сказал он, Англия оказалась неприготовленной к шагу, который он сделал, - к блокаде берегов всего континента, от устья Эльбы до Бреста. Эта мера и принудила его овладеть Голландией. Америка действовала храбро, разумно, сказал он, прибавив, что государственная переписка американцев велась хорошо и заключала много здравых мыслей. Я спросил его, не издал ли он свой знаменитый миланский декрет, чтоб заставить Америку перессориться с нами. Он сказал. что был недоволен Америкой за то, что она допустила, чтоб ее флаг был лишен национального характера. Он долго говорил об этом предмете и сказал, что справедливость находится на стороне Америки. Он считает вероятным, что Америка займет Мексику. Еще говорил он, что экспедиция против Копенгагена была крайне несправедлива и во всех отношениях неполитична. «Что, в конце концов, мы взяли? только несколько старых кораблей, ни на что нам негодных. Величайшая несправедливость нападать на слабейшую нацию, без всякой причины, без объявления ей войны, и это принесло нам неисчислимое зло». Я заметил, что в то время думали, что датский флот продан ему.

Императрица Мария-Луиза посетила Шербург, когда все работы были закончены (сам он был тогда в Дрездене) в прошлом году. Он сказал, что обладает тем, что было бы неоценимо для Англии, и говорил о сильных и слабых пунктах империи. На несколько замечаний, сделанных на этот счет, он прибавил: «Франция ничто без Антверпена, потому что, в случае блокады Бреста и Тулона, в нем можно соорудить новый флот, привезя лес из Польши». Он никогда не согласится отдать его, так как при коронации клялся не допускать уменьшения Франции. Он приказал измерить глубину и тщательно исследовать течение Эльбы, и нашел, что она так же, как Шельда, допускает устройство большой кораблестроительной верфи близ Гамбурга.

Он рассказал мне, что его планы относительно флота были гигантские. Он хотел иметь 300 линейных кораблей. Я заметил, что ему невозможно было бы набрать экипажи для стольких судов. Он возразил, что конскрипция и вербование иностранцев, которые стекались бы изо всей Европы, дали бы ему достаточно людей; что Зюдерзее особенно пригодно для обучения матросов-новобранцев. Когда я выразил некоторое сомнение на счет достоинства таких рекрутов-моряков, он сказал, что я ошибаюсь, и спросил моего мнения о тулонском флоте, действия которого в виду нашего флота мне случалось часто наблюдать. Он просил меня откровенно высказать, как я нахожу его.

Новобранцы были обучаемы и упражнялись два года на шкунах и судах малого размера, и лучшие флотские офицеры назначались для командования ими. Они были постоянно в море – то, чтоб защищать береговую торговлю, то для практики. Он не рассчитывал, что они станут, вследствие этого, первоклассными моряками, но собирался послать эту эскадру в Восточную и Западную Индию, не для того, чтоб атаковать колонии, но чтоб усовершенствовать матросов и, в то же время, мешать британской торговле. Он рассчитывал, что потеряет при этом несколько кораблей, но он мог пожертвовать ими, так как они дорого обошлись бы неприятелю.

Во время разговора об этих предметах, он удивил меня, прекрасно объяснив барону Коллеру очень тонкий случай из морской практики. Он очень хвалил правильность, с которой совершалась служба на нашем корабле, где для всего было назначено определенное время, а более всего, уважение, оказываемое младшими офицерами старшим. Он считал это необходимым для поддержания хорошей дисциплины, и не удивлялся, что мы так строги к каждому отступлению от этого порядка. Он сказал, что старался ввести те же обычаи во французском флоте, но не мог втолковать пользу этого в го-ловы капитанов.
Ветер все еще продолжал дуть с востока, и море было бурно. Мы старались укрыться от волнения за корсиканский берег. Так как по всему можно было ожидать бури, то я заявил, что если шторм усилится, я намерен бросить якорь в Бастии. Наполеон, по-видимому, желал, чтоб мы остановились в Аяччио. Я объяснил ему, что этот город слишком далеко от нашего прямого пути. Он предложил Кальви, которое хорошо ему известно, и объяснил глубину воды в гавани и другие подробности, что заставило меня думать, что он был бы для нас прекрасным лоцманом, если б мы остановились там.

В течение этого вечерами разминулись и обменялись сигналами с «Бервиком», «Эглем», «Алкменой» с конвоиром. Я пригласил сэра Джона Льюса и капитана Коглона обедать к нам. Когда они взошли на корабль, я представил их Наполеону. Он сделал им несколько вопросов об их кораблях, скорости их хода и морских качествах. Капитан Коглон был не мало удивлен, когда он спросил у него, не ирландец и не католик ли он? Всю ночь мы держались под парусами, чтоб приблизиться к берегу, и «Эгль» и «Алкмена» были с нами. на рассвете мы увидали к югу от нас местечко Кальви. Наполеон вышел на палубу раньше обыкновенного. Он казался в хорошем расположении духа, внимательно смотрел на берег и расспрашивал офицеров о местах высадки и т. п. Когда мы подошли к берегу, ветер стал умереннее. Во время дурной погоды Наполеон оставался постоянно на палубе и совсем не страдал от качки судна: Но его приближенные были сильно больны.

Так как ветер дул теперь от берега, то мы плыли вдоль самой земли. Наполеон с большим удовольствием рассматривал берег в подзорную трубу и рассказывал нам анекдоты из дней своей юности.
Мы обогнули, на расстоянии двух-трех кабельтов, круглый скалистый мыс, и Наполеон, обращаясь к барону Коллеру, сказал что прогулка по берегу была бы очень полезна, и предложил высадиться, чтоб исследовать прибрежные скалы. По барон Коллер шепнул мне, что достаточно знает Наполеона, чтоб не доверять ему, и просил меня не слушать его предложений.

Мы поплыли затем к заливу С.-Фдорента, встретили фелукку из Генуи, выстрелом заставили ее остановиться и узнали от нее, что главнокомандующий сэр Эдуард Пелау (Реlow) с флотом находился там.
Затем мы направились на мыс Корсо, который обогнули ночью. Утром мы направились к острову Капрайя и, заметив флаг, развевающийся на замке, остановились близ него и легли в дрейф. К нам прибыла депутация от жителей, с просьбой принять во владение их остров, и уведомила меня, что в замке находится французский гарнизон. Согласно с их просьбой, я послал лейтенанта Смита с отрядом моряков поднять британский флаг для покровительства жителей. Наполеон имел продолжительный разговор с членами депутации, изъявившими крайнее удивление, узнав, что их император находится на британском военном корабле. Подняв все паруса, мы направили наш путь на остров Эльбу. Наполеон стал выказывать большое нетерпение скорее увидать его и спросил, все ли паруса у нас подняты. Я отвечал, что распущено все, что может быть полезно, Он сказал: «если бы вы гнались за неприятельским фрегатом, не подняли ли бы вы еще парусов?». Я посмотрел и, заметив, что нt поднят брамсель на марсе, сказал, что, конечно, поднял бы и этот парус. Я упоминаю об этом разговоре, чтоб показать? как ничто не ускользало от внимания Наполеона.

Когда матрос на мачте возвестил, что Эльба видна прямо перед нами, Наполеон стал чрезвычайно нетерпелив, пошел вперед на бак, и как только земля стала видна с палубы, особенно интересовался узнать, чей флаг развевается на батареях. Он, по-видимому, сомневался, передался ли гарнизон Бурбонам и имел ли основания для этого, так как оказалось, что войска примкнули к Бурбонам только в последние 48 часов, так что, если б у нас был попутный ветер, мы застали бы остров во власти неприятеля, и мне пришлось бы сдать порученное мне лицо главнокомандующему флотом, который, без сомнения, приказал бы увезти его в Англию. Приближаясь к Эльбе, генерал Друо, граф Клам и Гастингс, старший лейтенант на «Undaunted» были посланы на берег с поручением от Наполеона принять во владение остров.

Полковник Кембелль сопутствовал им. Их провели в дом генерала Дальгема (Dаlheme, получившего приказания от временного правительства только два дня тому назад, вследствие чего он и его войска примкнули к Людовику ХVIII и подняли белый флаг. Генерал выразил свое желание сделать все угодное Наполеону

3-го мая 1814 года. В инструкции, данной Друо Наполеоном, было выражено желание последнего знать имена всех офицеров, унтер-офицеров и солдат, которые пожелают поступить к нему на службу. Он желал также, чтоб к нему прибыла депутация от жителей. Около 8 часов пополудни мы бросили якорь у входа в гавань, и вскоре после этого депутация представилась императору. Первоначально на острове было 3.000 войска, но дезертирство и отставки недовольных иностранцев уменьшили число их до 700 человек. В течение нескольких недель остров был в состоянии восстания, а потому войска были заперты в укреплениях, окружающих город Порто-Феррайо.
В течение ночи, австрийский офицер был послан в моей шлюпке в Пиомбино, чтоб просить о восстановлении сношений и собрать новости. Ему было дано письмо от комиссаров держав к коменданту. Но последний вежливо уклонился от всяких сношений, заявив, в то же время, что он написал своему непосредственному начальнику. прося его о разрешении войти с нами в сношения.

4-го мая. Наполеон был на палубе, с рассветом, и разговаривал два часа с капитаном над портом, приехавшим на корабль в качестве лоцмана, и расспрашивал его подробно о якорной стоянке. укреплениях и т.п. В 6 часов мы подняли якорь и поплыли на парусах в гавань. В 6½ часов мы бросили якорь, спустили все наши лодки и послали часть багажа на берег. В 8 часов император потребовал у меня лодки, так как хотел прокатиться на другую сторону залива, и приглашал меня ехать с ним. Он был в пальто и круглой шляпе. Граф Бертран, полковник Кембелль и полковник Винцент (главный инженер) поехали с нами. Барон Коллер отказался ехать. На полпути к берегу Наполеон заметил, что он был без шпаги, и затем спросил, склонны ли к разбою и убийству тосканские крестьяне. Мы гуляли около двух часов. Встречавшиеся нам крестьяне, принимая нас за англичан, кричали виват, что, как кажется, не нравилось Наполеону.

Мы воротились на корабль к завтраку. После того он занялся составлением государственного флага для Эльбы и потребовал, чтоб я оставался при нем в это время. У него была книга с изображением всех древних и современных флагов Тосканы. Он спрашивал моего мнения относительно выбранного им. Это был белый флаг с красной полосой, идущей диагонально, с тремя пчелами на ней (пчелы, как известно, были в гербе императора французского). Затем он попросил меня поручить судовому портному сшить два такие флага, чтоб вывесить один из них на батарее к часу дня. В 2 часа пополудни шлюпка была под веслами. Император попросил меня сойти первым с борта, чтоб указать ему дорогу. Он последовал за мною, и за ним сошли барон Коллер, граф Бертран и граф Клам. Люди были посланы во реям, мы произвели королевский салют, повторенный двумя французскими корветами, стоявшими в то время в гавани. Наш корабль окружили лодки с знатнейшими обитателями острова и с оркестрами музыки. Воздух потрясался кликами: «Vive l"empereur, Vive Napoleon!» Hа берегу он был встречен префектом, духовенством и всей властями, поднесшими ему яа блюде ключи, в ответ на что он сказал приветственную речь префекту, а народ встретил его громкими кликами. Мы прошли в церковь сквозь двойной ряд солдат, стоявших шпалерами, а оттуда отправились в ратушу, где собрались важнейшие обыватели острова, с некоторыми из коих он разговаривал. Заметив в толпе старого солдата (кажется, сержанта) с орденом почетного легиона, он подозвал его к себе и напомнил ему, что дал ему этот орден на поле битвы при Эйлау. Старый ветеран проливал слезы. Мысль, что император не забыл его, совсем растрогала его. Я не сомневаюсь, что он считал этот день счастливейшим в своей жизни. Затем Наполеон сел на лошадь и в сопровождении дюжины людей отправился осматривать укрепления, пригласив меня, прежде чем съехал с корабль, обедать с ним в 7 часов вечера. Я приказал свезти на берег для его стола все мои запасы и вина, так как на острове нельзя было достать ничего подобного.

5-го мая. В 4 часа утра меня разбудили клики: «Vive l"empereur!» и бой барабана. Наполеон был уже на ногах и пешком обходил укрепления, магазины и склады. В 10 часов он воротился завтракать, а в 2 часа выехал верхом, и я с ним, мили на две внутрь страны. Он осматривал различные деревенские жилища и раздавал деньги всем встречавшимся нам нищим. К семи часам мы воротились обедать. Надо заметить, что перед отъездом с «Undaunted» Наполеон потребовал, чтоб отряд в 30 человек матросов сопутствовал ему и остался на берегу. Но впоследствии он заменил их одним офицером и двумя сержантами. Один из последних, О’Горум (O"Gorum), один из храбрейших и достойнейших служак, которых я знал, и очень понравившийся императору, должен был спать на матрасе у двери его спальни, в мундире и с оружием. Камердинер спал на другом матрасе, в той же передней. Если Наполеон ложился днем, то сержант также должен был оставаться в этой комнате.

6-го мая. В 6 часов утра мы переехали залив в моей шлюпке и нашли ожидавших нас лошадей. Мы поехали в Рион, смотрели знаменитую железную гору, осматривали несколько копей, а также древний храм, посвященный Юпитеру. Дорога к этим развалинам очень живописна и романтична, но трудна, так как они стоят на вершине крутой и высокой горы. Мы принуждены были сойти с лошадей и идти в тени прекрасных деревьев. Мы осматривали также очень маленький, но прекрасно содержимый музей, с прекрасными образцами здешних минералов и руд из окрестных копей. Наполеон выразил желание осмотреть главнейшие рудники, и когда все было готово для этого, он просил барона Коллера, меня и еще двух-трех лиц из свиты, сопутствовать ему. Они вежливо отказались, но я охотно принял приглашение. Два проводника с факелами пошли с нами.

Когда мы пришли в средину как бы громадной пещеры, проводники внезапно ударили факелами о земь, и вся пещера в одно мгновение ярко осветилась. В первую минуту мы ожидали взрыва. Вероятно Наполеон боялся того же, но он хладнокровно понюхал табаку и пригласил меня последовать за ним.

В Рионе пели «Те Deum», я полагаю, первый раз в жизни, так как служивший священник совсем не знал своего дела. При нашем проезде был произведен салют, и Наполеона встретили громкими кликами «Vive l’empereur!» Народ, по-видимому, сильно желал его видеть. Несколько старух подали ему прошения, и многие теснились, чтоб поцеловать его руку. В 5 часов мы сели в лодку и переехали чрез гавань в Порто-Феррайо. В семь мы сели за стол. Он говорил о своем намерении овладеть островом Пианоза, не-большим необитаемым островком, в 10 милях от Эльбы. «Вся Европа заговорит, что я опять делаю завоевания», сказал он (toute 1"Europe dirа que j"аi dejа fаit unе conquete) 2 . У него уже роились в голове планы о проведении в город воды из гор. По-видимому, он всегда считал предметом первой необходимости обильный запас здоровой воды для городских жителей, и в этом случае, первое, на что он обратил внимание, это постройка водопровода. Он пригласил меня ехать вместе в лодке отыскивать источники.

Однажды, исследуя с этой целью берега, он заметил, что мА-тросы с «Undaunted» берут воду в маленькой бухте. Он сказал, что уверен, что тут находится хорошая вода. Я спросил, почему он это думает. Он отвечал: «поверьте, моряки знают в этом толк, они умеют отыскать хорошую воду».Мы высадились в этом пункте, и он пожелал попробовать воду. Джек сложил поля своей шляпы на подобие трехуголки и зачерпнул ею воды. Наполеон посмеялся над этой находчивостью, попробовал воду и нашел ее превосходной.

Он считали, также весьма важным канализацию города и просил меня дозволить корабельному столяру приехать к нему (так как узнал, что этот человек был довольно сведущ в инженерных работах), чтоб посмотреть, нельзя ли будет подымать насосами морскую воду на вершину горы. Кажется, он потом бросил этот проект, как требовавший слишком больших расходов. Он задумывал также постройку дворца и загородного дома, дома для принцессы Полины, конюшен, госпиталя и карантинного помещения. На счет последнего он спросил мое мнение.

7-го мая. Наполеон был занят осмотром города и укреплений. После завтрака он опять поехал в лодке и осмотрел различные запасные магазины, расположенные по берегам залива. Во время экскурсий за город, его сопровождали около 12 офицеров и жандармский капитан. Обыкновенно, вперед посылался один из «fourriers de pаlаis», а иногда партия пеших жандармов.
Когда некоторые из нас, сев в шлюпку, оставались с непокрытою головой, Наполеон предлагал им надеть шляпы, говоря: «nous sonimes ici ensemble en soldаts».

8-го мая. Вчера прибыл «Кюрасао» (Curаcаo), с м-роя Локером, секретарем главнокомандующего, сэра Эдуарда Пелау (Pellew). Он просил аудиенцию, чтоб представить императору копию с мирного договора. Наполеон принял м-ра Локера очень милостиво и прочитал трактат с глубоким вниманием. При аудиенции присутствовали барон Коллер, гр. Бертран, Друо, ген. Дальгем и я. Прочитав и сложив бумагу, он отдал ее м-ру Локеру, выразив свою благодарность главнокомандующему.

9-го мая. Барон Коллер, испросив аудиенцию, откланялся императору и отплыл на «Кюрасао» в Геную. В этот день я сопровождал императора в Лонгоне, где мы завтракали, между тем как окружавший нас народ кричал: «Vive l"empereur!»
Лонгоне-крепость значительной силы. Укрепления правильны, бухта не велика, но в ней есть безопасная якорная стоянка. Много стариков подавали прошения, а девушки подносили цветы, которые Наполеон принимал очень ласково, разговаривая со всеми, но особенно с хорошенькими девушками. Один молодой мальчик упал на колени перед ним, чтоб просить милостыню, или в знак почтения. Наполеон повернулся к полковнику Кембеллю и сказал: «Аh! je con-nаis bien les Itаliens; c"est Tedueаtion des moinеs. On nе voit pаs celа pаrmi le people du nord». Пройдя несколько далее, мы встретили двух хорошо одетых молодых женщин, поклонившихся ему с приветствием. Более молодая из них сказала ему, очень развязно и весело, что она была приглашена на бал в Лонгоне два дня тому назад, но так как император не приехал туда, как ожидали, то и она осталась дома.
Вместо того чтобы возвращаться no той же дороге, император поворотил по тропинкам, чтоб исследовать берег, напевая итальянские песни, что он делад довольно часто, и казался в очень хорошем расположении духа. Он говорил о своей любви к музыке u сказал, что горные тропинки напоминают ему переход чрез С. Бернард и разговор, который он имел при этом с тамошним.молодым крестьянином. Человек этот, не зная, с кем говорит, свободно распространился о том, как счастливы те, которые имеют хороший дом, достаточно скота и up. Наполеон заставил его перечислить все, что составляло его главнейшие нужды и желания, и затем послал за ним и подарил ему все, о чем он мечтал. «Celа m"а coute 60.000 frаncs», сказал он.

10-го мая. Наполеон въехал верхом на самую высокую гору над Порто-Феррайо, откуда было видно море со всех четырех сторон, на расстоянии не более одной английской мили но каждому направлению. Посмотрев несколько времени кругом, Он обернулся к нам, засмеялся и сказал: «Eh! nioti lie est bien petite!» Hа вершине этой горы находилась небольшая часовня, при которой жил, до своей смерти, отшельник. Кто-то заметил, что надо более чем обыкновенную набожность, чтоб ходить сюда в церковные службы. «Oui, oui, le pretre peut dire ici аutаut de betises qu"il veut», сказал Наполеон.

Вечером 9-го, воротившись из Лонгоне, он завел беседу об армиях и их действиях в конце последней кампании и продолжал ее с полчаса, покуда не встал из-за стола, перейдя в приемную комнату, он возобновил этот разговор, говорил о своей политике, о Бурбонах и проч., с большим оживлением, почти до полуночи, оставаясь на ногах около трех часов сряду. По его словам, все военные действия против союзников были в его пользу, покуда численность войск была сколько-нибудь пропорциональна. Что в одном деле с пруссаками, которые были далеко лучше других (qui sont infinеment les meilleurs), у него было только 700 ч. пехоты en tirаilleurs, с тремя батальонами его гвардии в резерве, и 2.000 конницы против почти двойного числа неприятеля. Как только показалась старая гвардия, дело было решено в пользу французов.

Он хвалил генерала Блюхера: «Le vieux diаblem"а toujours аt-tаque аveclа meme vigueur; s"iletаit bаttu, un instаnt аpresil setrouvаit pret pour le combаt». Затем он описал свои последние походы от Арси к Бриену, сказал, что знал, что Шварценберг не в состоянии противостоять ему, и надеялся уничтожить половину его армии. При его отступлении он всегда брал громадное количество пушек и обоза. Когда ему донесли, что неприятель перешел Об, при Витри, он решил остановиться. Он, однако, не хотел этому верить, пока генерал Жерар не уверил его, что сам видел 20.000 ч. пехоты. Он очень обрадовался этому известию и тотчас повернул в С. Дизье, где напал на кавалерию Винценгероде, которую считал авангардом армии Шварценберга. Он гнал их целый день перед собою, как стадо баранов, взял 1.500-2.000 пленных и несколько легких пушек, но, к своему удивлению, не видал никакой армии. Тогда он остановился. По всем собранным сведениям можно было думать, что неприятель отступил назад к Труа. Поэтому, он пошел в этом направлении, и тогда убедился, потеряв три дня, что армии Шварценберга и Блюхера пошли к Парижу. Он приказал идти форсированным маршем, и сал ехал верхом впереди (со свитой и экипажами) день и ночь. Никогда он и друзья его не были более веселы и уверены. Он знал, по его словам, что все рабочие в Париже возьмутся за оружие для него; Что могут сделать союзники с такой силой? Национальной гвардии стоит только забаррикадировать улицы бочками, и неприятель не будет в состоянии двинуться вперед, покуда он не подоспеет на помощь городу. В 8 ч. утра за несколько миль от Парижа он встретил колонну отсталых, которые удивились увидев его, а он, увидев их. Что это значит? спросил он. Они остановились и казались изумленными. Как, это император! Они объяснили ему, что отступили чрез Париж. Однако он все-таки верил в успех. Армия его горела желанием атаковать неприятеля и выбить его из столицы. Он очень хорошо знал, насколько Шварценберг станет рисковать, и насколько хуже состав союзной армии против его собственной. Шварценберг никогда не рискнул бы дать генеральное сражение, имея в тылу Париж, а занял бы оборонительное положение. Он сам атаковал бы неприятеля с разных сторон в течение 2-3-х часов и затем, став во главе своих 30 баталионов гвардии, с 80 пушками, устремился бы на какую-либо одну часть их армии. Ничто не могло бы противостоять ему; и хотя, сравнительно, слабые силы его не позволяли ему надеяться на полную победу, однако ему удалось бы убить много людей у неприятеля и заставить его покинуть Париж и его окрестности. Что бы он стал делать далее, зависело бы от обстоятельств. Кто мог бы предполагать, что сенат так обесчестит себя, что соберется под давлением 20.000 иностранных штыков (трусость беспримерная в истории), и что человек, всем обязанный ему, бывший его адъютантом и служивший при нем 20 лет, изменит ему! Все-таки, это только отдельная партия, правившая Парижем, под давлением неприятельской силы. Остальная же нация стоит за него. Армия, до последнего человека, готова сражаться за него, но она настолько малочисленнее врагов, что это было бы гибелью многим его друзьям и затянуло бы войну на многие годы. Поэтому он предпочел пожертвовать своими правами.

Он продолжал вести войну не за обладание престолом, не ради планов, осуществить которые он не видел возможности, а для славы Франции. Он желал сделать Францию первой державой в мире. Теперь всему конец. «J"аi аbdique, а present, jesuisun homme mort!» Он повторил эту фразу несколько раз. Говоря о своем доверии к своей армии и к старой гвардия, а также о недостатке согласия и раздорах между союзниками, он обращался к полковнику Кембеллю с просьбою, откровенно сказать, прав ли он, и полковник Кембелль отвечал утвердительно, что Он никогда не видал значительной части французской армии, но что все говорят об императоре и его старой гвардии, как о чем-то сверхъестественном. Наполеон сказал, что низкое мнение его об армии Шварценберга основательно - она не имеет доверия ни к своим собственным силам, ни к своим союзникам. Каждая часть этой армии думает, что делает слишком много, а ее союзники слишком мало, и потому она уже наполовину разбита ранее, чем встретится с французами. Он насмехался над опасениями Мармона за его жизнь. «Fut-il jаmаis rien de si nаif que cette cаpitulаtion». Мармон хотел защитить его особу, но дезертировал и оставил без прикрытия как его, так и всех своих товарищей, так как его корпус прикрывал весь фронт армии. В предыдущую ночь, Мармон сказал ему: «Pour mon corps d"аrmee, j"en reponds».И это была правда. Офицеры и солдаты неистовствовали, узнав, что было сделано,-а их было 8.000 пехоты и 3.000 кавалерии с 60-тью пушками. «Voilа l"histoire»! Он восставал против действий Мармона перед Парижем: «Где это видано, 200 пушек на Марсовом поле и только 60 на высотах Монмартра»!

Вот, приблизительно, что он говорил в этом случае. Когда мы перешли с ним в другую комнату, он возобновил разговор. коснувшись общего состояния своей армии и политики Франции. По-видимому, он сожалел о своем отречении, и сказал, что если б он знал, что, только вследствие измены Ожеро, армия его отступила к Лиону, он присоединился бы к ней, даже после капитуляции Мармона. Он сильно порицал поведение Ожеро, однако, он встретил его ласково, как друга. Первая мысль о его отпадении пришла ему в голову после того, как он расстался с Ожеро на дороге между Валансом и Лионом. Дух войск был таков, что Ожеро не решился оставаться среди них, и при приезде Наполеона, много старых солдат приходили к нему в слезах, говоря, что их предал Ожеро, и просили, чтоб император стад во главе их. У него было превосходное войско в 30.000 ч.,-большая часть из испанской армии,- которое было в состоянии противостоять австрийцам. Он опять заговорил об отпадении Мармона, сказав, что ему доносили об этом поутру, но он не хотел этому верить; что он выехал и встретил Бертье, который подтвердил это известие из верного источника. Он упомянул о перемирии, заключенном лордом Кестльри и Талейраном, говоря, что, по его мнению, союзники придерживаются дурной политики относительно Франции, слишком обрезывая ее, потому что это оскорбляет гордость всех французов. Они могли бы оставить ей гораздо более силы, не опасаясь, что она станет опять настолько же могущественна, как и другие державы.

У Франции нет более ни флота, ни колоний. Мир не возвратит ей ни кораблей, ни С. Доминго. Польша более не существует так же, как Венеция. Последняя послужила для увеличения австрийских владений, а первая - русских. Испания, естественный враг скорее Англии, чем Франция, не в состоянии принести какой либо пользы, как союзница. Если ко всем этим жертвам прибавить невыгодный торговый трактат с Англией, то неудивительно, если французский народ не останется спокойным,-«pаs meme six mois аpres que les puissаnces etrаngeres quitteront Pаris». Затем он прибавил, что прошел уже месяц, а французский король еще не прибыл к народу, возведшему его на престол. Теперь, сказал он, Англия будет делать все, что захочет. «Pour vingt аnnеes аn rаoins, аucunе puissаnce nе peut fаire lа guerre contre l"Аngleterre, et elleferа tout ce qu"elle veut». Голландия будет совершенно подчинена ей.

В перемирие ничего не говорится о судах в Антверпене и на Текселе: «Le brаve Verhuel se defend toujours» (этот адмирал командовал судами в Антверпене). После этого, он перечислил суда, которые он имел в разных портах, прибавив, что чрез три года или четыре у него было бы 300 линейных кораблей-«Quelle difference pour lа Frаnce», u многое другое в том же роде.

Полковник Кембелль сказал: «но мы не понимаем, почему ваше величество желаете уничтожить нас, стереть нас с лица земли». Он засмеялся, и отвечал: «Si jаvаis ete ministre d"Аngleterre, j"аurаis tаche d"en fаire lа plus grаnde puissаnce du monde». Наполеон часто упоминал о вторжении в Англию. Но он никогда не предполагал предпринимать его, не обладая превосходным но числу флотом, для защиты перевозившей войска флотилии. Этого превосходства сил он достиг бы, заманив наш флот в Вест-Индию и сам быстро вернувшись оттуда. Достаточно было бы, чтоб французский флот вернулся в Ламанш тремя-четырьмя днями раньше нашего, флотилия тотчас бы отплыла от берега под прикрытием флота, и войска высадились бы в любом пункте берега, так как предполагалось немедленно двинуться на Лондон. Он предпочел бы берега Кента, но это зависело бы от погоды и направления ветра. Он предоставил бы морским офицерам и лоцманам избрать наиболее безопасные и удобные пункты высадки. У него было готово 100.000 войска, и у каждого судна флотилии была лодка для высадки людей на берег; артиллерия и кавалерия скоро последовали бы за ними, и вся армия достигла бы Лондона в 3 дня. Он вооружил свою флотилию только для того, чтоб заставить нас предполагать, что он хочет силой пробиться чрез канал. Это было сделано единственно, чтоб ввести нас в обман. Ему заметили, что мы ожидали, что, в случае успеха, он обойдется с нами сурово, и спросили, что же бы он стал делать, достигнув Лондона? Он сказал, что на это трудно отвечать. Что народ, с таким твердым духом и энергией, как англичане, не может быть покорен с занятием столицы. Он, конечно, отделил бы Ирландию от Великобритании, но занятие Лондона нанесло бы смертельный удар нашим фондам, кредиту и торговле. Он просил меня сказать откровенно, не тревожили ли нас его приготовления для вторжения в Англию.

26-го мая. Наполеон так долго ожидал своих войск, багажа, лошадей и проч., что наконец стал выказывать нетерпение и подозревать добросовестность французского правительства. По когда я известил его, что наняты наши транспортные суда для перевозки и скоро должны прибыть к Эльбе. то он казался обрадованным, хвалил наше великодушие и прибавил, что. знай он, что наши суда повезут его войско, он ни минуты не стал бы беспокоиться. На следующий день, я обедал у Наполеона. В то время как мы сидели за столом, пришли доложить, что меня спрашивает офицер; он заявил мне, что видны на северо-востоке семь судов, идущих к острову. Я не сомневался; судя по числу и направлению судов, что это давно ожидаемые транспорты.

Наполеон, почти немедленно, встал из-за стола я вышел со мною в свой сад, расположенный, так же, как и самый дом, на самой возвышенной части укреплений, и из которого открыт вид на море в сторону Италии и берегов Франции. Полный тревоги, он останавливался на каждом повороте и пристально искал глазами судов. Так мы ходили взад и вперед, покуда не стемнело. Он был очень сообщителен, и рассказы его были в высшей степени интересны. Было близко к полуночи. Я сказал ему, что, с хорошей ночной зрительной трубой, я мог бы разглядеть подходившие суда. Судя по ветру, дувшему к берегу, они должны были бы быть уже недалеко. Он принес мне превосходную ночную зрительную трубу, работы Дональдсона, с помощью которой я ясно различил наши суда. Они лежали в дрейфе. Он был очень доволен и в наилучшем расположении духа пожелал мне хорошей ночи.

В 4 часа на следующее утро, он был уже на ногах и отдавал приказания. Меня разбудили бой. звуки барабанов и крики: «Vive l"empereur!» Он приказал начальству порта и лоцману выехать на встречу судам, сделал распоряжения о доставке всех удобств войскам и устройстве конюшен на 100 лошадей. Около семи часов утра, войска были высажены на берег и парадировали перед императором. сказавшим несколько слов каждому офицеру и солдату. Они, по-видимому, были в восторге, что видят опять своего императора. Между офицерами было несколько поляков, замечательно красивых людей. В восемь часов, я приказал послать половину экипажа «Undaunted» на транспорты, и к 4 часам пополудни, весь багаж, лошади, экипажи и проч.были перевезены на берег, а транспорты готовы к выходу в море. Во все время перевозки, Наполеон оставался на набережной, подвергаясь необычайному солнцепеку.

Когда я доложил ему, что все перевезено на берег, он удивился и сказал, указывая на итальянских моряков: «эти люди провозились бы с выгрузкой восемь дней, а вы сделали это в восемь часов. Кроме того, они переломали бы ноги моим лошадям, а теперь они высажены вполне невредимо». Генерал Камбронн, приехавший в качестве начальника присланного войска, разговаривал с Наполеоном все время. В 4 часа Наполеон сел на лошадь, поехал по окрестностям и воротился в 7 часов к обеду. В половине 8-го он встал из-за стола, и я сопровождал его в сад, где мы гуляли до 11 с ½ часов. Во время этого разговора, я сказал ему, что в Англии все думают, что он имел намерение восстановить Иерусалим, к чему дало повод то, что он созвал в Париже иудейский сангедрин. Он рассмеялся и сказал, что это было сделано совсем с другими целями. Евреи собрались на сангедрин со всех стран Европы, но более всего из Польши, и от этих последних он узнал многое о состоянии Польши. Полученные таким образом сведения были ему очень полезны, так как евреи знали истинное положение каждого пункта в этой стране, и все сообщения оказались совершенно верными и очень ему пригодились. Евреев собралось в Париже по этому поводу очень много, в том числе несколько лиц из Англии.

Говоря о своих маршалах, он, по-видимому, сожалел, что не позволил некоторым из них выйти в отставку. Он сказал, что следовало бы отпустить их. Он набрал бы себе маршалов из выдающихся молодых людей, которые были бы привязаны к нему как Массена. Он сказал, что считает Гувион Сен-Спра одним из лучших своих служак. Ней, человек-сроднившийся с опасностью и готовый идти за него в огонь и воду, но не имеет ни таланта, ни образования. Мармон хороший солдат, но слабый человек. Сульт талантливый человек и хороший воин. Бернадот в одном случае поступил не хорошо и подлежал бы военному суду. Он не содействовал и не вмешивался в избрание его шведами королем. Он высокого мнения о Жюно. Однажды последний стоял возле него, когда он писал на барабане депешу. В это время, между ними пролетело ядро и, вонзившись в землю, осыпало их пылью. Жюно заметил, что это очень кстати, так как чернила во всяком случае следовало засыпать песком.
На следующее утро, я просил аудиенции, чтоб проститься с императором прежде моего отплытия в Геную, для соединения с главнокомандующим флотом. Он был один, когда я взошел. Он, казалось, сожалел о моем отъезде, просил меня остаться еще на Эльбе и спросил, попутный ли ветер в Геную. Он сказал: «вы первый англичанин, с которым я близко познакомился», и прибавил много лестного об Англии. Он сказал, что очень обязан сэру Эдуарду Пелау, и просил, чтоб я выразил последнему его благодарность за оказанное ему внимание. Он надеется, что когда кончится воина с Америкой, то я посещу его опять. Я сказал ему, что завтракал в это утро с графом Монкабри на фрегате «Дриада»; что он сообщил мне, будто князь Эсслингский имел спор с сэром Эдуардом Пелау и что поэтому французское правительство желает удалить его от командования в Тулоне. Наполеон заметил, что это был один из его лучших маршалов и высоко талантливый человек, но что здоровье его плохо вследствие лопнувшего кровеносного сосуда. Я сказал, что все думали, что он был так недоволен поведением принца Эсслингского на полуострове, что приказал ему удалиться в Париж. Он возразил, что ничего не могло быть более ошибочным; что в то время здоровье князя было так расстроено, что лечивший его доктор предписал ему уехать в Ниццу, место его рождения, и что, после его выздоровления, Наполеон поручил ему начальство над Тулоном, в то время вакантное. Я просил императора позволить мне представить ему лейтенанта Бейли, начальника транспорта, которому поручено было взять на суда в Савоне его гвардию и проч. Он поблагодарил лейтенанта Бейли за его внимательность к его солдатам и за заботливость о лошадях и заметил, как удивительно, что не произошло ни одного несчастного случая с этими животными (их было 93), ни при посадке на суда, ни при высадке на берег, что он приписывает это искусству и внимательности лейтенанта. Он прибавил, что моряки наши даже превзошли то хорошее мнение, которое он имел о них всегда.

В течение этого разговора, Наполеон выказал замечательную память и сведения о всем, что касается морского дела. Лейтенант Бейли сообщил ему, что, после посадки гвардии на суда, поднялась жестокая буря, грозившая гибелью транспортным судам, и что он считает Савону опасной якорной стоянкой. Наполеон заметил, что если б лейтенант перешел в маленькую бухту близ Савоны - кажется это Вадо (Vаdo), то мог бы там отстояться в полной безопасности Он просил меня передать главнокомандующему, насколько он доволен любезностью и искусством Бейли. Потом он поблагодарил меня за мою внимательность к нему и, поцеловав меня а lа Frаngаise, сказал: «Аdieu, cаpitаinе, comptez sur moi, аdieu».

Оканчивая это описание, могу прибавить, что я старался, насколько возможно, исполнить верно и усердно поручение, возложенное на меня, но в то же время относился с уважением и почтительностию к Наполеону; его несчастия, так и его высокое положение и блестящиq гений этого заслуживали.

Сообщено М. В. Л.

В заключение Ушер сообщает еще в примечании следующий рассказ:
Полковник Кембелль, приехав 25-го апреля в Марсель, сообщил мне что, будучи назначен лордом Кестльри для сопровождения Наполеона на остров Эльбу, он приехал в Фонтенбло 16-го апреля в 9 ч. утра. Он встретил там графа Бертрана, выразившего ему нетерпение императора поскорее отправиться к месту своего назначения и его желание изменить пункт отплытия и сесть на корабль не в С. Тропеце, а в Пиомбино. Целью его при этом было удостовериться предварительно в Пиомбино, будет ли он принят комендантом Эльбы, чего нельзя было узнать, сев на судно в С. Тропеце. В случае несогласия на его предложение, он рискует быть отогнанным от острова бурей, покуда будет дожидаться позволения высадиться. Он выразил надежду, что полковник Кембелль останется на острове, покуда все дела его не будут устроены, иначе, какой-либо алжирский корсар может высадиться на остров и хозяйничать тал по-своему. Он был, по-видимому, очень доволен, когда полковник Кембелль сказал ему, что инструкции, данные лордом Кестльри, уполномочивают его оставаться на острове, покуда этого будет требовать безопасность Наполеона. После завтрака, граф Флаго (Flаhаut) уведомил комиссаров, что император примет их после обедни. Комиссары были приняты в следуюшем порядке: русский - граф Шувалов, австрийский-барон Келлер-оба пробыли по пяти минут. Граф Трухсесс и полковник Кембелль - по ¼ часа. Наполеон спросил Кембелля о его ранах и службе, о том, где живет его семья, и был очень любезен с ним. Полковник Кембелль получил из Парижа копию с приказа генерала Дюпона, военного министра, к коменданту острова Эльбы, предписывающего последнему сдать остров Наполеону, предварительно увезя пушки, военные запасы и пр. Это, по-видимому, крайне не понравилось Наполеону. Он говорил об этом с генералом Коллером и просил его послать своего адъютанта с запиской об этом в Париж, желая знать, как же он будет защищаться против морских разбойников, не имея орудий, и говоря, что если такие притеснения продолжатся, он лучше поедет в Англию. Записка была представлена комиссаром графом Бертраном, прибавившим словесно, что император не может высаживаться на остров, если ему не оставят пушек для защиты.

20-го апреля. Лошади были заказаны к 9-ти часам утра. Император пожелал видеть генерала Коллера. Он горячо говорил против разлуки с женой и сыном, а также о приказе увести с Эльбы пушки, выразив мнение, что ничего не хочет знать о временном правительстве и ведет переговоры только с союзниками. У него и теперь есть средства продолжать войну, но он не хочет этого. Генерал Коллер старался уверить его, что договор будет исполнен в точности. Тогда он послал за полковником Кембеллем и начал с ним разговор, подобный тому, который имел 16-го, расспрашивая Кембелля о его службе, ранах, о системе и дисциплине английской армии, необходимости телесных наказаний, хотя, он думал, применять их следует очень редко. Он был очень доволен, что лорд Кестльри предоставлял в его распоряжение британское военное судно, если он желает этого для переезда пли конвоирования, и лестно отзывался об английской нации. Затеи он сказал, что готов ехать. В передней собрались герцог Бассано, генерал Белиар, Орнано и 4-5 человек его адъютантов. В первой комнате были только генерал Белиар и Орнано, и когда император вошел туда, адъютант захлопнул дверь, так что надо предполагать, что Наполеон прощался с ними там частным образом. После этого двери растворились, и адъютант провозгласил: «Император!» Он прошел с поклоном и улыбкой, спустился во двор, говорил с гвардией, обнял генерала Пети, поцеловал знамя, сел в коляску и поехал.

21-го апреля. В Бриене ночевали в большой гостинице, был приготовлен хороший ужин. Император ужинал с генералом Бертраном.

22-го апреля. Ночевали в Невере. Возгласы: «Vive l’empereur!» Утром послал за полковником Кембеллем. Стол был накрыт, и он приказал слуге подать прибор и пригласил полковника позавтракать с ним. Присутствовал также генерал Бертран. Наполеон спросил полковника Кембелля, кто командует флотом в Средиземном море. Тот ответил, что не знает наверно, но думает, что одним из адмиралов там состоит Сидней Смит. Когда граф Бертран сел за стол, Наполеон сказал ему, смеясь: „Que pensez vous, Sidnеу Smith аmirаldаns lа Mediterrаnеe!" Затем он рассказал, как Смит осыпал их со своих кораблей тысячами выстрелов, не убив ни одного человека (это было при Акре). Это был его главный источник снарядов, так как он платил своим людям большую сумму за каждое принесенное ими ядро. „Il m"envoуа des pаrlementаires comme un second Mаlborough".

23-го апреля. По утру до отъезда он просил полковника Кембелля отправиться вперед для того, чтоб выслать куда следует британский военный корабль, а также написать адмиралу Эмерио (Emeriаu) в Тулон о высылке ему французского корвета. Он послал в Оксерр за своим тяжелым багажом, который приказал оправить так же, как и лошадей, под конвоем 600 человек гвардии в Пиомбино сухим путем. Если же этого не дозволят, то отправить все в Лион, а оттуда водой no Роне. Полковник Кембелль отправился чрез Лион и Э (Aix), когда узнал, что мой корабль стоял у Марсели, куда он и приехал 25-го вечером.

После учреждения временного правительства, Наполеон спросил одно лицо о том, что он думает о его положении и о том, можно ли, но его мнению, что-нибудь сделать в этих обстоятельствах. Тот отвечал отрицательно. Наполеон спросил, как бы он поступил на его месте? Его собеседник отвечал, что застрелился бы. Император размышлял несколько минут и затем отвечал: «Oui, je puis fаire celа, mаis ceux qui me veulent du bien nе pourrаient pаs en profiter, et ceux qui me veulent du mаl celа leur ferаit plаisir».

Примечания

1 «Nаpoleons deportаtion to Elbа». Французская печать высказала по поводу этого дневника мнение, что он может служить образцом честного отношения к делу, ясности и точности, и представляет собою исключительный интерес как в историческом, так и в психологическом отношениях.
2 Михайловский записал об этом рассказе Коллера, услышанном лишь осенью 1814 года, во время путешествия императора Александра в Венгрии. Наполеон сказал Коллеру: „Quand on l"аpprendrа en Europe, on dirа: Nаpoleon possede de lа mаnie, des eonquetes vient d"occuper unе province. Ауez soin de m"en disculper". – Ред.

Рассматривая историю острова Эльба (итал. Elba, лат. Ilva), надо сказать, что пребывание императора Наполеона, самого престижного хозяина этого островка в течение восьми месяцев сделало Эльбу жемчужиной побережья Тосканы (Италия).

Наполеон на Эльбе

Майским вечером 1814 года, британский фрегат стал на якорь в бухте Портоферрайо. На его борту и прибыл Наполеон, чтобы осмотреть виды своего места заточения. После договора, подписанного по итогам битвы под Фонтенбло, британцы предложили побеждённому французскому императору различные места ссылки. Но он выбрал Эльбу, помнящую сильную руку Римской империи, Эльбу, из гранитов которой построены фундаменты Пантеона в Риме.

Пройдясь по острову, император нашёл места, напоминающие его родную Корсику. Это сходство и было решающим при выборе места ссылки и выполнения условий мирного договора между Францией и Англией, позволившего Наполеону сохранить свой императорский титул. На несколько месяцев Эльба снова стала французской империей, но площадью 224 квадратных километра.

Остров Эльба Италия

Бухта Портоферрайо, в которой высадился когда-то Наполеон, сегодня - живописная гавань, где напротив шикарных бутиков и киосков, продающих христианские сувениры Гелати, швартуются современные яхты. По утрам в уютных кофейнях, расположенных в гавани, местное население наслаждается кофе ристретто, а во второй половине дня на улицах гуляет лишь тёплый ветер - все отдыхают, сиеста...

В любом из сувенирных магазинчиков Эльбы можно встретить бюст Наполеона, сувенирные тарелки с его изображением, стеклянные шарики, внутри которых спрятана маленькая, но важная фигурка Наполеона, и даже... чучела французского императора! Но чтобы основательно познакомиться с историей заточения этого великого полководца, стоит заглянуть в местный музей, посвящённый истории жизни такого знаменитого человека. По словам директора музея, Роберта Мартинелли, Наполеон никогда не имел намерения остаться на Эльбе, он всегда надеялся, что вернётся на материк, в родную Францию.

Чтоб вы могли более основательно познакомиться с жизнью Наполеона, также стоит заглянуть и во Дворец Мулен - здание, построенное в буржуазном стиле, из его окон открываются приятные виды на холмы гавани Портоферрайо, на море и горизонт. По сравнению с традиционными французскими замками той эпохи террасы и комнаты Дворца Мулен выглядят достаточно аскетично.

Современными историками проведены огромные работы по упорядочению исторического наследия Наполеона, тут скрупулезно воспроизведены ландшафты Сен-Клу(Saint-Cloud) - дворца в предместье Парижа, где в 1799 году был осуществлен государственный переворот во главе с Наполеоном Бонапартом, ставший концом французской революции и открывшим Наполеону путь в императоры. В исторических сведениях это событие носит название "Переворот 18 брюмера". Тут же представлены и масштабированные экспозиции королевского дворца в Компьене и битвы при Фонтенбло.

Апартаменты Наполеона находились во дворце наверху. Здесь была и его спальня, где в часы ночных сновидений к нему часто приходили ностальгические картины боя. Кстати, для любознательных отметим, что великий полководец предпочитал спать на обыкновенной солдатской походной кровати, а не в огромных царских перинах. Часто император спал и в саду, в военной палатке, которую специально разбивали на одной из полян. Интересно будет заглянуть и в библиотеку, где многие книги имеют переплёты, украшенные золотой буквой "N". А на комоде стоят часы, которые показывали время великому императору. На них Наполеон изображён в виде ковбоя, крепко стоящего обеими ногами на глобусе мира. Осмотр музея может занять у вас весь день, навеять воспоминания о литературном герое - Дон Кихоте, на которого смахивал Наполеон, основавшись на Эльбе.

Вечером, над провинцией Порто Адзурро (итал. Porto Azzurro), которая и разместилась на Эльбе, спускается на отдых солнце, освещая тёплыми лучами пустеющие набережные.

Жители Эьбы очень благодарны Наполеону за источники пресной воды, появившиеся во время его пребывания на острове, за дороги, проложенные вместо горных троп, за оливковые рощи, виноградники и каштановые деревья, которые он приказал посадить, до сих пор украшающие придорожные пейзажи. Со слов коренных жителей Эльбы, Бонапарт сделал больше для острова за свои восемь месяцев пребывания на острове,чем все те, кто был у власти здесь до него!

Говорят, что развив такую бурную деятельность, Наполеон пытался обмануть британских тюремщиков, заявляя, что он принял свою судьбу... ? Но читая тексты рукописей императора, сохранившиеся на острове Св. Елены, где он умер, можно с уверенностью сказать, что Бонапарт очень любил Эльбу, именно она дала ему силы повторно вернуться к власти в 1815 году, после ссылки... А остров Эльба во времена правления Наполеона впервые стал независимым, получил свободу.

Эльба полезная информация

К двухсотлетию со дня пребывания Бонапарта на острове на Эльбе открыт офис по туризму (тел. 01.42.66.03.96), а также организована работа сайта - www.napoleoneimperatoreelba2014.it.

Эльба как добраться

На остров можно добраться на пароме из порта Пьомбино, по времени это займёт около часа. Город Италии Флоренция, который находится в двух часах езды, является идеальной отправной точкой для полёта на Эльбу, тут вас обслужит авиакомпания Air France, цена -€ 150 в оба конца. Можно также воспользоваться услугами авиакомпании Easyjet, котрая доставит примерно за час на Эльбу через Пизу, цена -около 100 € .

Как перемещаться Для перемещения по Эльбе стоит воспользоваться услугой проката автомобилей. Чтобы выбрать для себя лучший вариант, попробуйте заглянуть на сайт www.locationdevoiture.fr.

Отели остров Эльба

1. Классика - массивный отель Эрмитаж (Hermitage), тел. 00.39.0565.9740, который предлагает качественный сервис и красивые виды на пляж. Цена - от 300 € .

2. Отель Плаза (Plaza), тел.00.39.0565.95010, разместившийся на холмах Порто Адзурро. Цена -от€ 100 .

3. Уютный бутик-отель Le Stanze del Casale (тел. 00.39.0565.944.340), вблизи от Портоферрайо. Он представляет собой со вкусом оформленный комфортабельный коттедж, украшенный картинами художников и окруженный большим садом. Тут вам предложат тайский массаж, роскошный французский поздний завтрак, радушный прием. Цена - около 150 € .

Остров Эльба рестораны

1. Osteria Locanda Cecconi (тел. 32.91.38.11.59) - ресторан, где царит атмосфера джаза, где подают свежую вкуснейшую рыбу и блюда из продуктов местного рынка. Тут вас ждёт качественная домашняя итальянская кухня, а хозяин ресторана имеет весёлый нрав и свободно говорит на французском. Цена: обед будет стоить 30 €.

2. Ristorante Capo Nord (тел. 05.65.99.69.83) - очень элегантный, украшенный красивой террасой, разместился прямо на пляже. В меню - восхитительные морепродукты и рыба, десерты по рецептам высокой кухни. Цена: для посещения понадобится около 50 €.

3. Altaluna (тел. 34.76.41.75.92), адрес: Porto Azzuro, au 2 Vicolo Montebello. Мини - бистро, интерьеры которого выполнены в стиле пятидесятых годов Америки. Бар открыт круглый год, именно тут можно попробовать лучший мохито на Эльбе.

4. Вечерами можно поужинать в какой-нибудь отличной пиццерии, в неприхотливой сельской обстановке...

Дайвинг на Эльбе

Стоит заглянуть в Centro Sub Корсаро (тел.05.65.93.50.66), расположившемся в селе Парети (Pareti) возле Каполивери (Capoliveri). Тут вас ждут мифические погружения, маршруты которых проложил французский дайвер Жак Майоль(Jacques Mayol). Стоит посетить и небольшой музей, организованный в честь памяти о нём (даже если вы и не поклонник дайвинга).

Оригинал взят у pro100_mica в Эпизоды из жизни Наполеона Бонапарта... Остров Эльба.

Один во тьме ночной над дикою скалою
Сидел Наполеон

Наполеон на Эльбе А.С. Пушкин, 1815 г.

Бесконечный горизонт, золотые пляжи, ласкаемые чистыми морскими водами, живописные скалы, утопающие в густой зелени... Это Эльба. Остров, расположенный в Тосканском архипелаге, на севере омывается на юге - Тирренским морем. На восточном побережье находится канал Пьомбино, а Корсиканский канал отделяет его на западе от Корсики.

Наверное, Наполеон, когда-то сосланный сюда, мог считать себя счастливчиком. Сегодня каждый бы согласился на такое изгнание. Более миллиона туристов приезжают каждый год, чтобы окунуться в теплые морские воды, побродить среди красочных пейзажей, очароваться древней историей острова Эльба. Отзывы людей, отдыхавших в этом привлекательном уголке, самые восторженные. Климат здесь почти повсеместно средиземноморский, за исключением области горы Капанне, где, как правило, прохладные зимы.

Многие средиземноморские цивилизации оставили свои культурные следы. Для этрусков он являлся неисчерпаемым источником богатств. Уже в восьмом веке здесь добывалась перерабатывалась в печах, работавших и день, и ночь, а железо экспортировалось вокруг всего Средиземноморского бассейна. Римляне унаследовали сталелитейную промышленность, ещё начали добычу гранита, обнаружили разнообразные ландшафты и лечебные грязи, построив термы Сан-Джованни.

История распорядилась так, что остров Эльба не раз становился ареной важных событий. Он являлся одним из центров виноделия в Плиний Старший назвал его «островом прекрасного вина». Суда, нагруженные амфорами с чудесными винами, развозили их в разные уголки обширной Римской империи. Многие амфоры можно увидеть в археологических музеях городов Портоферрайо и Марчиана, как и другие удивительные находки, рассказывающие об истории древнего судоходства. В чарующих местах на берегах заливов вырастали роскошные патрицианские виллы Лингуэлла, Гротто, Капо Кастелло, руины которых и сегодня производят неизгладимое впечатление.

В средние века остров Эльба принадлежал Пизанской морской республике. Добыча железной руды и гранита не прекращалась в тот период. Много колонн, созданных искусными каменотесами из гранита, добытого на острове, украсили Пьяцца де Мираколи в Пизе. Культура пизанского периода представлена некоторыми прекрасными изящные романские церкви и башня Святого Джованни в Компо, построенная на огромном гранитном валуне, но прежде всего, это мощная «фортецца» в Марчиане, крепость Вольтаррайо в Портоферрайо, построенная во времена этрусков и реконструированная в пизанские времена.

В 1548 году остров Эльба перешел к I построил укрепленный город Портоферрайо - истинную жемчужину военного градостроительства. Между морем, землей и архитектурными сооружениями существовала настолько совершенная гармония, что его изначально назвали Космополи (Вселенский город).

В начале семнадцатого века испанцы, обосновавшиеся на берегу Тирренского моря в Порто Аццуро, построили внушительный форт Сан-Джакомо, сегодня уединенно и гордо возвышающийся на холме, разные часовни, храм Богоматери Монтсеррат на доломитовой горе.

В восемнадцатом веке остров оспаривался австрийцами, немцами, англичанами и французами путем неистовых дипломатических переговоров и ожесточенной борьбы. В 1802 году он стал французским владением. После Фонтенблосского договора 1814 года принудительно сложивший свои императорские полномочия Наполеон был сослан на остров. В течение тех месяцев, которые он прожил здесь, он провел ряд экономических и социальных реформ, значительно улучшив жизнь островитян.

Сегодня остров Эльба по-прежнему славится на весь мир своими превосходными винами и является излюбленным туристами местом.